Вармунд Виктория Всеволодовна
Преподаватель кафедры
гражданско- правовых дисциплин
НОУ ВПО «Российская академия
адвокатуры и
нотариата»
Российская
Федерация, г. Москва
Правосубъектность в механизме реализации правосудия
Правосудие - форма государственной
деятельности, которая заключается в рассмотрении и разрешении судом отнесённых
к его компетенции дел - об уголовных преступлениях, о гражданских спорах.
Основными элементами осуществления правосудия являются: установление факта,
события, по поводу которого ведётся судопроизводство (преступление,
имущественные отношения и др.), применение к этому факту соответствующей
правовой нормы, вывод суда на основе данной правовой нормы по рассматриваемому
случаю (признание подсудимого виновным и применение к нему меры уголовного
наказания либо оправдание его, удовлетворение иска или отказ в нём).
Осуществление правосудия судом
производится в установленном законом процессуальном порядке.
Правосудие (юстиция) — вид
правоохранительной и правоприменительной государственной деятельности, в
которой реализуется судебная власть.
Наиболее широким пониманием правосудия
следует признать философско-феноменологический подход, рассматривающий
правосудие как акт, действие, направленное
на приобретение законной силы случая применения права при разрешении
каких-либо споров. Вынесенное решение само может приобрести силу закона, равную
применённой правовой норме. Конституция Российской Федерации провозглашает
правосудие одним из важнейших средств защиты прав и свобод человека и
гражданина. «Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно
действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов,
деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и
обеспечиваются правосудием» (ст. 18 Конституции РФ). Разрешая социальные
конфликты на основе конституционных принципов отправления правосудия, суд
осуществляет защиту различного рода социальных ценностей, восстанавливает
нарушенное право, обеспечивает возмещение причиненного вреда, ограждает права и
свободы человека от незаконного нарушения или ограничения. Вместе с тем и сама
деятельность суда по реализации указанных принципов требует правового
обеспечения.
В первую очередь это достигается за счет
средств процессуального законодательства, определяющего конституционное,
гражданское, арбитражное, уголовное и административное судопроизводство. Наряду
с этим разрабатывается правовой механизм защиты деятельности суда по реализации
конституционных принципов осуществления правосудия. Так, предусмотрена
административная ответственность за ряд правонарушений в сфере осуществления
правосудия (гл. 17 КоАП РФ). Особое значение при этом придается
уголовно-правовым мерам борьбы с посягательствами на интересы правосудия.
Уголовный кодекс РФ, охраняя различные аспекты осуществления правосудия,
выделяет целую группу посягательств на конституционные принципы его
реализации. Думается что для
эффективного реализации правосудия
необходимо определить следующие принципы права и принципы его
реализации, охватывающие всю правовую
материю (идеи, нормы и отношения)
придающие логичность, последовательность, сбалансированность. Принципы
отправления правосудия и основанные на них правила образуют процессуальную форму,
которая отличает правосудие от иных видов юрисдикционной деятельности. Одни из
них получают непосредственное закрепление в правовых нормах и в связи с этим
становятся принципами-нормами. Они, как правило, обусловлены предметом
регулирования. Другая группа принципов выводится из содержания норм. Они во
многом обусловлены методом
регулирования и имеют особую социальную
ценность в ходе применения права.
Актуальность данного исследования в
рассмотрении правосубъектности как межотраслевого института для
реализации правосудия. Так как
реализация для субъекта права возможна при наличии
у него прав общего и специального характера в зависимости от их содержания как на одной, так и на нескольких стадиях судопроизводства. В понятии правосубъектности существо заключатся не в «праве», а в
«способности». Правосубъектность не стоит рассматривать как суммарное
выражение прав и обязанностей
лица в судопроизводстве, носителем которых может быть
данное лицо, потому что такое
суммарное выражение дано в самом законе. Правосудие как социальный
институт обладает не только признаком социальной обусловленности, объективной
необходимости, но и признаком социальной полезности, которая определяется
правосудной и эффективной деятельностью каждого конкретного звена судебной
системы. Однако в современный период по
данной проблеме отсутствуют
фундаментальные широкие
монографические исследования, посвященные специально проблемам правосубъектности в механизме реализации правосудия и к тому же учитывающих новейшие
международно-правовые подходы в данной
области.
Правосудие – многомерный феномен и
эффективность его осуществления зависит от множества факторов, причем постоянно
меняющихся. Рассматривая правосудие с
философских позиций, Гегель отмечал, что «право становится внешне
необходимым в качестве защиты особенности», и
является прерогативой гражданского общества[1].
Данное положение в свою очередь, не могло остаться вне внимания советской
юридической науки, которая истолковывала мнение Гегеля «как надо» (в пользу
приоритета государства в вопросе осуществления правосудия). Может быть, это
подмена правовых начал тотальным огосударствлением общественной жизни
(тоталитарностью) сузила содержание применения права (и самого права)? Свобода
есть как политическая (публичная правосубъектность, то есть свободный доступ к
участию в государственных делах, вплоть до сопротивления угнетению), так и
гражданская (частная правосубъектность, то есть независимость от государства).
В правовом государстве предполагается, что правосубъектность индивидов, их
права и свободы, правовой характер их отношений с публичной властью – это не
продукт воли или усмотрения политической власти, а существенная составная часть
объективно складывающегося в данном обществе права[2]. Для обеспечения пользования «свободами» в
условиях не нужно никаких субъективных прав: достаточно лишь надлежащего
выполнения госаппаратом своих функций. Функции правосубъектности выявляются на основе единства всех образующих
ее признаков, в которых проявляется общественно-юридическое состояние лица, как
отражение его социального, экономического и правового положения. Правосубъектность, как и любой целостный
сложный правовой феномен, может обнаруживаться в различных качествах. С этих
позиций она характеризуется единством и дифференцированностью структуры,
сочетанием динамичности и стабильности процесса развития, диалектической
возможностью проявления себя как свойства, отношения, суммы прав и
обязанностей. Такая неоднозначность интерпретации правосубъектности обусловлена
сложностью ее содержательных и структурных характеристик. В частности,
нуждаются в дополнительном изучении содержательные признаки правосубъектности,
ее функциональное назначение в системе правового регулирования которые
рассматривается в нескольких аспектах таких как: трактовки в качестве меновой
концепции; теории социальных функций, которые
нередко приобретают существенное общетеоретическое значение; правосубъектности как стадии правового
регулирования; категории, раскрывающей
правовой статус субъектов права; предпосылки участия в правоотношениях; меры привлечения к юридической
ответственности.
Теория функций правосубъектности никогда
не занимала господствующих позиций в учении как российских юристов о
правосубъектности лиц. Объяснение этому нужно искать в перенесении внимания
с признания субъективных прав за
гражданами на их ограничения, на установление границ, в которых носитель права
объявляется обязанным следовать определенному поведению. Общим для всех
субъектов будут не права и обязанности, а свойство обладания ими, то есть правосубъектность. Иными словами,
правосубъектность по отношению к субъектам права выступает как
политико-правовое свойство, отражающее их взаимосвязь, тождество.
Вместе с тем категория «свойство» не
дает представления о правосубъектности «с точки зрения специальных юридических
понятий»[3]. Чтобы выявить функциональное значение
правосубъектности, определить ее место и роль в механизме правового
регулирования, ее следует рассматривать как особое правовое отношение.
Наделение конкретного субъекта определенными правами неизбежно порождает у
другого лица соответствующие обязанности,
само обладание правами и обязанностями есть отношение. «...отношение, —
писал Ф. Энгельс, — означает, что в нем есть две стороны, которые относятся
друг к другу?» Таким образом, правосубъектность — юридическая связь известных,
определенных субъектов. Своеобразие правосубъектности проявляется и в ее
функциональном характере, который по
своей природе является сложной биосоциальной и социально-политической системой.
Одна из специфических черт отношений правосубъектности состоит в том, что она
имеет относительно непрерывный и длящийся характер. С одной стороны, это
означает возможность неоднократной реализации субъективных прав и обязанностей
в рамках отношений правосубъектности в зависимости от наличия соответствующих
юридических фактов, условий[4].
Может быть, осуществление правосудия самими людьми и исполнение их решений
государством есть яркое проявление того, как публичное право обеспечивает собой
нормальное функционирование частного права. И, наоборот, чтобы публичное право
могло состояться (подняться с уровня актов государственного управления до
уровня правовых актов, регулирующих деятельность непосредственно власти),
обходимо, чтобы и частное право было более
развитым. Следует согласиться с точкой зрения профессора В.А. Рязановского, указывающего
на назначение процесса как института публичного права на поддержание
правопорядка путем защиты в виде установления, охранения и осуществления прав
отдельных граждан (субъективных гражданских и публичных прав)[5].
Резюмируя выше сказанное, можно сделать
вывод, что правосубъектность лиц
является основным свойством лиц, которое необходимо для их участия в
судебном разбирательстве при
осуществлении правосудия.
[1] Гегель
Г. В. Ф. Философия
истории // Гегель Г. В. Ф., Соч.: в 14
т. Т. 8. - М.; Л.: Соцэкгиз. - С.233
[2] Нерсесянц В.С. Философия права.// В.С.
Нерцесянц. Философия права. НОРМА, М.,
2005.-С.99.
[3] Алексеев, Общая теория права: в 2 т. Т. 2 / Алексеев
— М.: Юридическая литература, 1982. С.
279.
[4] Перевалов
В.Д. Вопросы теории
социалистической правосубъектности// М., Правоведение. 1980. №3. С.17
[5] Рязановский В.А. Единство процесса. Пособие. М.:
юридическое бюро «ГОРОДЕЦ»,1996.С.15.
Поэтому основная рекомендация - организовать охранную зону железной дороги
для жесткой регламентации всей деятельности с целью предупреждения опасных и
неблагоприятных процессов и явлений.
Основным нормативным правовым актом (далее – НПА),
регулирующим данный вопрос, в 1993 г. являлось Постановление
Совета Министров СССР от 8 января 1981 г. N 24 "Об утверждении положения о
землях транспорта"[3].
В
соответствии с п.9 Положения, к охранным зонам транспорта относятся земельные
участки, необходимые для обеспечения сохранности, прочности и устойчивости
сооружений, устройств и других объектов транспорта, а также земли с подвижными
песками, прилегающие к землям транспорта. В охранных зонах вводятся особые
условия землепользования. В частности, запрещается:
производить
без письменного согласия предприятий, учреждений и организаций транспорта
всякого рода строительные, монтажные и горные работы постоянного и временного
характера;
вести
рубки леса и нарушать растительный покров способами, которые могут привести к
образованию оползней, осыпей, селевых потоков, оврагов, возникновению подвижных
песков, снежных заносов, лавин и т.п.
Двадцать лет спустя.
К началу 2012 г., по данным ВСЖД - филиала ОАО
«Российские железные дороги», ситуация на участке Мостовой – Дивизионная
выглядит следующим образом.
Взамен поврежденного паводком моста в пади Даманской
(5621 км по километражу 1992 г.) построен новый железобетонный мост.
Все водопропускные сооружения очищены от наносов, в
необходимых случаях отремонтированы, содержатся в надлежащем состоянии.
Охранная зона железной дороги на участке Мостовой –
Дивизионная не установлена.
Мы вновь рекомендуем ее установить.
Появились новые НПА, регулирующие общественные
отношения по поводу особой охраны тех или иных земель и земельных участков,
природных и культурных объектов.
Например, Правила установления и использования полос
отвода и охранных зон железных дорог, утвержденные Постановлением Правительства
РФ от 12 октября 2006 г. № 611 (с изменениями от 15 июня 2009 г., 4 апреля 2011
г.)[4].
В п. 7 Правил приведен исключительный (то есть не допускающий расширения)
список случаев установления охранных зон:
г)
по лесам, где сплошная вырубка древостоя может отразиться на устойчивости
склонов гор и холмов и привести к образованию оползней, осыпей, оврагов или
вызвать появление селевых потоков и снежных обвалов (лавин), повлиять на
сохранность, устойчивость и прочность железнодорожных путей.
Механизм
установления охранных зон в общем виде несложен. Заинтересованная организация
подает в Федеральное агентство железнодорожного транспорта заявление с
описанием местоположения границ охранной зоны и предполагаемых к установлению в
ней запретов или ограничений; решение должно приниматься в течение 2 месяцев.
Понятно,
что описание местоположения границ охранных зон должно быть обоснованно. В
нашем случае обоснование имеется.
Представляется,
что при очередном изменении вышеуказанного Порядка или создании новых НПА по
вопросам охранных зон, перечень случаев организации охранных зон следовало
бы сделать открытым, потому что возможны различные варианты антропогенных
изменений рельефа, сочетания факторов риска повреждения коммуникаций.
Для
снижения техногенных рисков также требуется хотя бы беглая рекогносцировка
других участков железной дороги в масштабах всей страны на предмет
необходимости установления охранных зон.
[1] СЗ РФ. 29.10.
2001. N 44. Ст. 4147.
[2] СНиП 2.01.14-83. Определение расчетных
гидрологических характеристик. – М.: Стройиздат, 1985.
[3] Собрание постановлений Правительства СССР, N 5, 1998
г., ст.25.
[4] Собрание
законодательства Российской Федерации от 16 октября 2006 г. N 42 ст. 4385.
[19] Шестимиров А.А.
Товарные знаки: Учеб. пособ. — М.: ВНИИПИ, 1995. —293 с.
[25] BVerfG, Beschluss v. 16.01.2004 – 1 BvR 2285/03 = WuM 2004, 80 – 81.
Комментариев нет:
Отправить комментарий